Статья
Дж. Каутела: Анализ Поведения, Когнитивная Терапия и Скрытое Обусловливание
Бихевиористы никогда не отрицали происходящие под кожей организма события (вроде мыслей и чувств), но иногда ставили под сомнение их доступность для наблюдений и манипуляций извне (Скиннер, 1974). Некоторые поведенческие аналитики рассматривают так называемые приватные события как "события с единственным наблюдателем" - вроде исследований Джейн Гудолл, где она наблюдала за поведением обезьян и документировала свою работу в одиночку.
Нежелание некоторых поведенческих аналитиков "влезать под кожу" - оставило некоторый вакуум, который в когнитивно-поведенческой терапии попытались заполнить, однако, неудовлетворительно. Когнитивисты подчёркивают первичность скрытых феноменов и зашли в этом так далеко, что более бережливые и достоверные бихевиоральные объяснения наблюдаемых явлений оказались на обочине клинической психологии. Взамен им были изобретены различные "когнитивные структуры" для объяснения наблюдаемого поведения.
Когнитивная терапия
Традиционно поведенческая или бихевиоральная терапия определялась в качестве приложения экспериментально выведенных законов научения к поведению человека. Два подхода, которые обеспечивали рамку, удерживающую массу процедур поведенческой терапии вместе - это оперантное обусловливание и респондентное (или классическое) обусловливание.
Третий подход, однажды названный когнитивно-бихевиоральной терапией, однако часто называемый просто когнитивной терапией своими сторонниками - иногда включается в рубрику поведенческих терапий и рассматривается как дальнейшая эволюция в этом русле (Латимер и Суит, 1984), однако вполне может быть и эволюционным тупиком или же регрессом (Скиннер, 1984).
В 1970-х и 1980-х годах движение КБТ получило значительное внимание, как один из эклектических способов сочетания элементов двух противоположных школ психологии - бихевиоризма и когнитивизма соответственно. Это движение представляло модель научения как "слишком упрощённую" для объяснения многих поведенческих изменений, и его сторонники прибегали к гипостазированию разных объяснительных фикций в качестве альтернативных и, предположительно, более удовлетворительных объяснений.
Авторы этой статьи, однако, с готовностью признают своё очевидное предпочтение в пользу поведенческой терапии на основе теории научения, которую мы видим как и вполне адекватную для объяснения всех изменений в поведении, так и как более бережливую в сравнении с когнитивными и другими альтернативными объяснениями. Наше традиционное видение бихевиоральной терапии, таким образом - доминирующая точка зрения, представленная здесь.
Границы когнитивной терапии не определены с ясностью. Уилсон и О'Лири (1980) полагают, что все попытки видоизменить явное поведение, сосредоточенные на вмешательстве в приватные события - могут.
Другие же (напр., Бек, 1976; Махоуни, 1974), похоже, считают, что такие процедуры как систематическая десенсибилизация, скрытое обусловливание и имплозивная терапия должны рассматриваться отдельно от когнитивных стратегий. Когнитивисты различаются в той мере, в которой они применяют поведенческие процедуры вроде явного подкрепления, экспозиции In Vivo, систематической десенсибилизации или прогрессивной мышечной релаксации.
Латимер и Суит (1984) указали, что традиционные поведенческие процедуры обыкновенно включаются в эффективное применение КБТ, и что практически не существует свидетельств, что те когнитивные компоненты, что также используются, делают какой-то значимый вклад в результативность терапевтических процедур.
Два препятствия на пути принятия позиции поведенческого анализа когнитивистами - это имплицитный структурализм и архаичный дуализм "души и тела", стоящие за их позицией. Когнитивисты объясняют и происхождение, и сохранение малоадаптивного поведения малоадаптивными когнициями (мыслями и установками) - тогда как бихевиористы рассматривают окружающую среду в качестве агента, оказывающего наибольшее влияние на поведение. Необходимо добавить, впрочем, что некоторые бихевиористы включают внутренние события в качестве части окружения (в частности, Каутела и Кёрни, 1986; Гленн, 1983; Скиннер, 1963; Вольпе, 1982).
Акцент когнитивной терапии, таким образом, на изменении иррациональных верований. Нежели производить свой подход из принципов научения, как принято в бихевиоральной терапии - когнитивисты полагаются на гипотетические конструкты, заимствуемые из социальной психологии, такие как установки, убеждения и ожидания.
Эти гипотетические конструкты могут превращаться для когнитивистов в реифицированные структуры и становиться мишенью терапии - вместо того, чтобы работать над теми формами поведения, из которых существование подобных структур предполагается. Такой подход аналогичен психодинамической модели, где фрейдистские объяснительные фикции реифицируются схожим образом - вроде Эдипова комплекса и бессознательных мотивов.
Хотя когнитивно-поведенческие теоретики и практики всегда подчёркивают приватные события и часто признают валидность публичного оперантного обусловливания - они практически не пытаются воспользоваться законами оперантного научения для того, чтобы объяснить и изменить скрытое поведение.
В этом мы находим подспудно дуалистический взгляд на природу человека, который несовместим с некоторыми важнейшими положениями, на которых строится традиционная поведенческая терапия - например, постулат о том, что все классы поведения (явные, скрытые физиологические и скрытые психологические) подчинены одним законам.
Эта позиция в разное время разными авторами обозначалась как функциональная эквивалентность (Дэй, 1969), допущение единства (Махоуни, 1974) и постулат однородности (Каутела и Кёрни, 1986).
Речь идёт о явных, публично наблюдаемых видах поведения, скрытом или приватном поведении (мысли, образы, чувства) и физиологическом поведении, как активности внутренних органов, например (сердцебиение, мозговые волны и т.п.). Если данное допущение об их однородности корректно, то те принципы научения, на которые мы ссылались выше, должны быть также применимы для скрытых или приватных событий, и ими можно пользоваться, пытаясь видоизменить такое поведение.
Согласно второму допущению радикального бихевиоризма, постулату интерактивности - все упомянутые категории поведения взаимодействуют и влияют друг на друга, а также испытывают на себе влияние событий внешней среды. Важное следствие этого допущения в том, что лечение, использующее одну категорию поведения (напр. приватные события), может быть полезно для изменения поведения в другой категории (напр., явное поведение).
Третье допущение, постулат научения - о том, что все категории поведения подчинены одинаковым законам научения.
Ещё четыре допущения используются в частной модели скрытого обусловливания. Постулат о классификации поведения указывает, что можно выделить три общих класса в тотальном поведении организма.
Явное поведение - всего лишь любой наблюдаемый извне акт, производимый организмом. Скрытое физиологическое поведение, или внутренние реакции организма - охватывает всё физиологическое поведение, происходящее под кожей (но также и непосредственно в ней!) - кровообращение, нервная деятельность, выделения желёз и т.п.
Скрытое психологическое поведение - включает в себя мысли (субвокальную речь), образы (чувственные восприятия, порождаемые мозгом по памяти без материального стимула) и чувства (физиологические ощущения и состояния, сопутствующие частным явным действиям, которые речевое сообщество называет "эмоциональными").
Допущение органических (физических, но незримых извне) событий. Три класса поведения, описанные выше - представляют собой органические события. Эта классификация - лишь вербальное удобство для описания различных сторон и категорий таких событий.
Скиннер (1969) утверждал, что: "Стимулы, порождаемые ими - слабы, но тем не менее того же рода, что и стимулы, порождаемые явными реакциями. Было бы большой ошибкой отказываться рассматривать их в качестве данных лишь потому, что сторонний наблюдатель не может их увидеть или ощутить иначе, по крайне мере, без помощи специального оборудования".
Допущение о непрерывной пластичности нервной системы. Переживания и опыт (включая скрытые события) могут влиять на анатомические и химические изменения в центральной нервной системе.
И наконец, допущение об универсальном влиянии последствий. Последствия влияют на все классы поведения одновременно. Если, к примеру, ребёнок получает подкрепление посреди поведения, называемого в быту "истерикой" - то не только его явное моторное поведение подкрепляется, но и также его мысли, чувства и физиологические реакции, которые происходят вместе с этим.
Ровно то же самое можно сказать и об антецедентах, событиях, предшествующих поведения (для более развёрнутой дискуссии насчёт допущений, которых придерживаются современные поведенческие терапевты, обратитесь к книге Каутелы и Кёрни, 1986).
Теория считается адекватной настолько, насколько она способна объяснить доступные данные. Хотя некоторые из тех, кто заявляют себя бихевиористами, отрицают базис теории научения для поведенческой терапии в пользу когнитивных или иных структуралистских объяснений (Вольпе, 1986) - пока что науке не были представлены такие данные, которые невозможно было бы объяснить искушённым и квалифицированным применением принципов научения.
Например, недавний обзор экспериментальных исследований с результатами, которые предположительно опровергали эффективность скрытого обусловливания - показал, что большинство авторов этих отчётов обладали весьма скудным пониманием концепции режимов подкрепления и, в частности, не были осведомлены о заурядной необходимости обеспечить более 1-2 проб для того, чтобы произвести какое-то научение (Каутела и Кёрни, 1986).
Стампфл (1988) недавно выдвинул ряд аргументов в пользу возвращения к рассмотрению лабораторных исследований научения для разработки терапевтических техник, а Левис (1988) указал на отсутствие у многих поведенческих терапевтов "второго и третьего поколения" базисной грамотности в фундаментальных терминах и понятиях теории научения и недостаток знакомства с хрестоматийной литературой по этому предмету.
К сожалению, так же, как и в ранние дни поведенческая терапия встречалась с возражениями от психоаналитиков, которые продолжают и сейчас думать обо всей поведенческой терапии как ничуть не ушедшей от того, что было в эру Джона Уотсона - некоторые авторы отмечают, что бихевиоральная терапия в 1970-х и 1980-х встретилась с "ересью изнутри" со стороны когнитивистов, эклектиков и псевдо-бихевиористов - которые заняли эти позиции, пожалуй, из собственного слишком примитивного, неполноценного и неискушённого знания о принципах научения, нежели в силу какой-то неадекватности самих этих принципов, после чего сочли и философские предпосылки поведенческой терапии неудовлетворительными и постарались их как-то "улучшить" (Вольпе, 1986).
Сторонники подобного ревизионизма, по всей видимости, приняли КБТ за дальнейшее эволюционное развитие, но она, по существу, очень может оказаться эволюционным тупиком.
Нежелание некоторых поведенческих аналитиков "влезать под кожу" - оставило некоторый вакуум, который в когнитивно-поведенческой терапии попытались заполнить, однако, неудовлетворительно. Когнитивисты подчёркивают первичность скрытых феноменов и зашли в этом так далеко, что более бережливые и достоверные бихевиоральные объяснения наблюдаемых явлений оказались на обочине клинической психологии. Взамен им были изобретены различные "когнитивные структуры" для объяснения наблюдаемого поведения.
Когнитивная терапия
Традиционно поведенческая или бихевиоральная терапия определялась в качестве приложения экспериментально выведенных законов научения к поведению человека. Два подхода, которые обеспечивали рамку, удерживающую массу процедур поведенческой терапии вместе - это оперантное обусловливание и респондентное (или классическое) обусловливание.
Третий подход, однажды названный когнитивно-бихевиоральной терапией, однако часто называемый просто когнитивной терапией своими сторонниками - иногда включается в рубрику поведенческих терапий и рассматривается как дальнейшая эволюция в этом русле (Латимер и Суит, 1984), однако вполне может быть и эволюционным тупиком или же регрессом (Скиннер, 1984).
В 1970-х и 1980-х годах движение КБТ получило значительное внимание, как один из эклектических способов сочетания элементов двух противоположных школ психологии - бихевиоризма и когнитивизма соответственно. Это движение представляло модель научения как "слишком упрощённую" для объяснения многих поведенческих изменений, и его сторонники прибегали к гипостазированию разных объяснительных фикций в качестве альтернативных и, предположительно, более удовлетворительных объяснений.
Авторы этой статьи, однако, с готовностью признают своё очевидное предпочтение в пользу поведенческой терапии на основе теории научения, которую мы видим как и вполне адекватную для объяснения всех изменений в поведении, так и как более бережливую в сравнении с когнитивными и другими альтернативными объяснениями. Наше традиционное видение бихевиоральной терапии, таким образом - доминирующая точка зрения, представленная здесь.
Границы когнитивной терапии не определены с ясностью. Уилсон и О'Лири (1980) полагают, что все попытки видоизменить явное поведение, сосредоточенные на вмешательстве в приватные события - могут.
Другие же (напр., Бек, 1976; Махоуни, 1974), похоже, считают, что такие процедуры как систематическая десенсибилизация, скрытое обусловливание и имплозивная терапия должны рассматриваться отдельно от когнитивных стратегий. Когнитивисты различаются в той мере, в которой они применяют поведенческие процедуры вроде явного подкрепления, экспозиции In Vivo, систематической десенсибилизации или прогрессивной мышечной релаксации.
Латимер и Суит (1984) указали, что традиционные поведенческие процедуры обыкновенно включаются в эффективное применение КБТ, и что практически не существует свидетельств, что те когнитивные компоненты, что также используются, делают какой-то значимый вклад в результативность терапевтических процедур.
Два препятствия на пути принятия позиции поведенческого анализа когнитивистами - это имплицитный структурализм и архаичный дуализм "души и тела", стоящие за их позицией. Когнитивисты объясняют и происхождение, и сохранение малоадаптивного поведения малоадаптивными когнициями (мыслями и установками) - тогда как бихевиористы рассматривают окружающую среду в качестве агента, оказывающего наибольшее влияние на поведение. Необходимо добавить, впрочем, что некоторые бихевиористы включают внутренние события в качестве части окружения (в частности, Каутела и Кёрни, 1986; Гленн, 1983; Скиннер, 1963; Вольпе, 1982).
Акцент когнитивной терапии, таким образом, на изменении иррациональных верований. Нежели производить свой подход из принципов научения, как принято в бихевиоральной терапии - когнитивисты полагаются на гипотетические конструкты, заимствуемые из социальной психологии, такие как установки, убеждения и ожидания.
Эти гипотетические конструкты могут превращаться для когнитивистов в реифицированные структуры и становиться мишенью терапии - вместо того, чтобы работать над теми формами поведения, из которых существование подобных структур предполагается. Такой подход аналогичен психодинамической модели, где фрейдистские объяснительные фикции реифицируются схожим образом - вроде Эдипова комплекса и бессознательных мотивов.
Хотя когнитивно-поведенческие теоретики и практики всегда подчёркивают приватные события и часто признают валидность публичного оперантного обусловливания - они практически не пытаются воспользоваться законами оперантного научения для того, чтобы объяснить и изменить скрытое поведение.
В этом мы находим подспудно дуалистический взгляд на природу человека, который несовместим с некоторыми важнейшими положениями, на которых строится традиционная поведенческая терапия - например, постулат о том, что все классы поведения (явные, скрытые физиологические и скрытые психологические) подчинены одним законам.
Эта позиция в разное время разными авторами обозначалась как функциональная эквивалентность (Дэй, 1969), допущение единства (Махоуни, 1974) и постулат однородности (Каутела и Кёрни, 1986).
Речь идёт о явных, публично наблюдаемых видах поведения, скрытом или приватном поведении (мысли, образы, чувства) и физиологическом поведении, как активности внутренних органов, например (сердцебиение, мозговые волны и т.п.). Если данное допущение об их однородности корректно, то те принципы научения, на которые мы ссылались выше, должны быть также применимы для скрытых или приватных событий, и ими можно пользоваться, пытаясь видоизменить такое поведение.
Согласно второму допущению радикального бихевиоризма, постулату интерактивности - все упомянутые категории поведения взаимодействуют и влияют друг на друга, а также испытывают на себе влияние событий внешней среды. Важное следствие этого допущения в том, что лечение, использующее одну категорию поведения (напр. приватные события), может быть полезно для изменения поведения в другой категории (напр., явное поведение).
Третье допущение, постулат научения - о том, что все категории поведения подчинены одинаковым законам научения.
Ещё четыре допущения используются в частной модели скрытого обусловливания. Постулат о классификации поведения указывает, что можно выделить три общих класса в тотальном поведении организма.
Явное поведение - всего лишь любой наблюдаемый извне акт, производимый организмом. Скрытое физиологическое поведение, или внутренние реакции организма - охватывает всё физиологическое поведение, происходящее под кожей (но также и непосредственно в ней!) - кровообращение, нервная деятельность, выделения желёз и т.п.
Скрытое психологическое поведение - включает в себя мысли (субвокальную речь), образы (чувственные восприятия, порождаемые мозгом по памяти без материального стимула) и чувства (физиологические ощущения и состояния, сопутствующие частным явным действиям, которые речевое сообщество называет "эмоциональными").
Допущение органических (физических, но незримых извне) событий. Три класса поведения, описанные выше - представляют собой органические события. Эта классификация - лишь вербальное удобство для описания различных сторон и категорий таких событий.
Скиннер (1969) утверждал, что: "Стимулы, порождаемые ими - слабы, но тем не менее того же рода, что и стимулы, порождаемые явными реакциями. Было бы большой ошибкой отказываться рассматривать их в качестве данных лишь потому, что сторонний наблюдатель не может их увидеть или ощутить иначе, по крайне мере, без помощи специального оборудования".
Допущение о непрерывной пластичности нервной системы. Переживания и опыт (включая скрытые события) могут влиять на анатомические и химические изменения в центральной нервной системе.
И наконец, допущение об универсальном влиянии последствий. Последствия влияют на все классы поведения одновременно. Если, к примеру, ребёнок получает подкрепление посреди поведения, называемого в быту "истерикой" - то не только его явное моторное поведение подкрепляется, но и также его мысли, чувства и физиологические реакции, которые происходят вместе с этим.
Ровно то же самое можно сказать и об антецедентах, событиях, предшествующих поведения (для более развёрнутой дискуссии насчёт допущений, которых придерживаются современные поведенческие терапевты, обратитесь к книге Каутелы и Кёрни, 1986).
Теория считается адекватной настолько, насколько она способна объяснить доступные данные. Хотя некоторые из тех, кто заявляют себя бихевиористами, отрицают базис теории научения для поведенческой терапии в пользу когнитивных или иных структуралистских объяснений (Вольпе, 1986) - пока что науке не были представлены такие данные, которые невозможно было бы объяснить искушённым и квалифицированным применением принципов научения.
Например, недавний обзор экспериментальных исследований с результатами, которые предположительно опровергали эффективность скрытого обусловливания - показал, что большинство авторов этих отчётов обладали весьма скудным пониманием концепции режимов подкрепления и, в частности, не были осведомлены о заурядной необходимости обеспечить более 1-2 проб для того, чтобы произвести какое-то научение (Каутела и Кёрни, 1986).
Стампфл (1988) недавно выдвинул ряд аргументов в пользу возвращения к рассмотрению лабораторных исследований научения для разработки терапевтических техник, а Левис (1988) указал на отсутствие у многих поведенческих терапевтов "второго и третьего поколения" базисной грамотности в фундаментальных терминах и понятиях теории научения и недостаток знакомства с хрестоматийной литературой по этому предмету.
К сожалению, так же, как и в ранние дни поведенческая терапия встречалась с возражениями от психоаналитиков, которые продолжают и сейчас думать обо всей поведенческой терапии как ничуть не ушедшей от того, что было в эру Джона Уотсона - некоторые авторы отмечают, что бихевиоральная терапия в 1970-х и 1980-х встретилась с "ересью изнутри" со стороны когнитивистов, эклектиков и псевдо-бихевиористов - которые заняли эти позиции, пожалуй, из собственного слишком примитивного, неполноценного и неискушённого знания о принципах научения, нежели в силу какой-то неадекватности самих этих принципов, после чего сочли и философские предпосылки поведенческой терапии неудовлетворительными и постарались их как-то "улучшить" (Вольпе, 1986).
Сторонники подобного ревизионизма, по всей видимости, приняли КБТ за дальнейшее эволюционное развитие, но она, по существу, очень может оказаться эволюционным тупиком.
Скрытое Обусловливание
Имеют место, впрочем, успешные попытки развернуть принципы поведенческого анализа в мир приватных событий. Работа Джозефа Каутелы в рамках скрытого обусловливания (Каутела и Кёрни, 1986) успешно сочетает метод клинического анализа поведения со скрытыми реакциями.
Постулат однородности делает любой дуализм излишним, а постулат научения сохраняет функциональный подход к поведению. Скрытое обусловливание обозначает семейство процедур поведенческой модификации, которые комбинируют использование воображения с принципами оперантного научения.
Скрытое обусловливание это процесс, в котором приватные события, вроде мыслей, образов и чувств, манипулируются согласно принципам научения, как правило оперантного обусловливания, для произведения изменений в явном, скрытом психологическом и скрытом физиологическом поведении.
Обзор тезисов, выдвинутых Бранчем (1987), показывает, что модель скрытого обусловливания немедленно отвечает тем критериям, что тот установил для сочетаемости процедур поведенческой терапии с принципами анализа поведения.
Основные характеристики анализа поведения, описанные Бранчем и то, каким образом модель скрытого обусловливания понимает указанные им вопросы, таковы:
Во-первых, Бранч указывает, что поведенческие аналитики предпочитают опираться репликацию (надёжную воспроизводимость результатов), нежели на статистические выводы в своих исследованиях. Хокинс (1989) обстоятельно обсуждает преимущества опытов с единичным испытуемым.
Были проведены и групповые, и единичные исследования, которые показали, что если процедуры скрытого обусловливания трактовать в качестве научающих проб, нежели как стратегии когнитивного перестроения - то скрытое обусловливание оказывается весьма эффективным. Примеры исследований скрытого обусловливания с единственным испытуемым включают в себя работы Барлоу, Лейтенберга и Аграса (1969), Беннета и Каутелы (1981) и Бланшарда и Дрейпера (1973).
Во-вторых, Бранч утверждает, что "...поведение представляет собой интересующий нас феномен, и его не рассматривают только лишь в качестве показателя каких-то процессов, происходящих в неком ином измерении...".
Скрытое обусловливание выбирает своей мишенью поведение, требующее изменений, и понимает гипотетические конструкты, вроде ума, сознания или бессознательного как нерелевантные объяснительные фикции.
В-третьих, Бранч пишет о концептуальной базе анализа поведения, радикальном бихевиоризме, что: "...из анализа не исключаются никакие поведенческие феномены...". Скрытое обусловливание, как уже сказано, имеет дело с тремя общими классами, которые покрывают всё, что может делать живой организм: явные физиологические, скрытые физиологические и скрытые психологические реакции.
В-четвёртых, Бранч сообщает, что: "...на контрасте с когнитивными воззрениями, где события вроде мышления или восприятия расцениваются как причины поведения, для взгляда радикального бихевиориста это просто ещё несколько форм поведения, требующих объяснения".
Данное положение согласуется с подходом скрытого обусловливания. В нескольких случаях, где авторы употребляют термины вроде "установки" или "восприятие", эти термины были операционализированы в понятиях речевого поведения испытуемых (напр., Каутела и Уисоки, 1969; Уиш, Каутела и Стеффен, 1970).
В-пятых, Бранч считает, что в радикальном бихевиоризме: "...предполагается, что приватное поведение управляется теми же факторами, что контролируют внешнее (публичное) поведение...". Это то самое допущение однородности, один из трёх базизных постулатов модели скрытого обусловливания; и, пожалуй, самый трудный для принятия большинству "когнитивно-бихевиористов".
В-шестых, Бранч упоминает те затруднения, которые испытывают когнитивисты с понятием "действия на временной дистанции" в отношении причин поведения. Хотя скрытые психологические события вряд ли могут считаться причинами поведения в техническом значении этого термина, скрытые события, которые происходят между первоначальной причиной и действительными поведением, могут служить дискриминативными (различительными) стимулами или же просто поводами, при которых поведение происходит.
Можно привести в качестве довода, что оригинальное явное речевое поведение терапевта можно рассматривать как изначальную причину изменения поведения клиента, возникающего после него. Скрытое поведение в строгом смысле слова не "вызывает" явное, но определённо может оказывать влияние на усиление или ослабление вероятности поведения. Подразумевает ли скрытое обусловливание предоставление неких правило, лепку (shaping) поведения или и то и другое - поведение изменяется.
Понятие ожидания, которое Бранч трактует в качестве само-правила (речевого скрытого поведения) - можно концептуализировать и как то, что человек представляет или думает о неком событии или исходе в связи с поведением.
Как пример, если кто-то представляет, как самолёт взлетает десять раз и терпит крушение (в воображении) девять раз - мы можем сказать, что у этого человека есть сильное ожидание того, что самолёт разобьётся. Согласно модели скрытого обусловливания, ожидание, в простейшей своей форме, означает воображение некого поведения и его последствий. Другим примером может быть воображение принятия таблетки и следующего за этим прекращения боли (эффект плацебо).
Можно сказать, что скрытое обусловливание изменяет ожидания, в той степени, в какой помогает изменить те последствия, которые представляет себе пациент. Мишень лечения, однако - не сводится к "ожиданиям", но понимается как скрытые формы поведения вместе с прочими компонентами тревоги, вроде мышечного напряжения и явного избегающего поведения.
Термин "ожидание", другими словами, не нужен в модели скрытого обусловливания, это избыточное понятие.
В-седьмых, Бранч указывает на потенциальную полезность исследований следования правилам для когнитивным терапевтов. Он приводи в качестве примера: "Катания и другие (1982) обнаружили, что правила со значимо большей вероятностью оказывают контроль над невербальным поведением, если были установлены путём последовательного подкрепления, нежели просто озвучены и предложены".
В рамках скрытого обусловливания рекомендуется, что пользователю следует основательно ознакомиться и извлечь преимущества из исследований психологии научения в отношении планирования, проведения и коррекции лечения. Пробы скрытого обусловливания часто применяются для лепки желательного конечного поведения.
Как подчёркивает Бранч, кроме лепки путём последствий, поведение может управляться и правилами. Правило - это дискриминативный стимул (или, в некоторых трактовках, установочная операция): то есть некий стимул, в присутствии которого частное поведение будет подкрепляться (или наказываться).
Под управляемым правилами или вербально опосредованным поведением мы имеем в виду ситуации, где последствия поведения утверждаются или подразумевается наперёд и, хотя некто мог никогда не испытывать этих непосредственных следствий на явном уровне - его или её поведение изменяется так, словно бы этот опыт происходил. Например, человек, который никогда не болел онкологией, может избегать курения, так как слышал, что курение приводит к раку лёгких.
Хотя контроль, оказываемый правилами, часто значительно слабее того контроля, что оказывают совпадающие опытно последствия - правила могут действовать на изменение поведения гораздо быстрее и, в форме инструкций или директив, часто делают начальные стадии изучения новых поведенческих умений более результативными до момента, пока совпадающие последствия не возымеют свой эффект.
Скиннер (1982) подчёркивал, что в отсутствие естественных следствий искусственное подкрепление иногда может быть полезным в лепке поведения. В рамках тренинга социальных умений клиенты получают инструкции о том, что им делать и чего ожидать в качестве результатов действий перед тем, как начнут занимать отработкой поведения - и это предоставление правил.
Контингентные контракты также пользуются преимуществами поведения, управляемого правилами. Многие виды Само-Инструктивного Тренинга (Мейхенбаум, 1977) можно понимать как использование правил для управления поведением. Некоторые авторы могут заметить, что образные процедуры, вроде скрытого обусловливания, могут приводить к управляемому правилами поведению. Впрочем, с другой стороны продолжительное применение скрытого обусловливания может вести к поведению, выработанному через последствия.
Скрытое обусловливание может быть лепкой через совпадения, может быть контролем с помощью правил или может быть примером сочетания обоих методов. Мы полагаем, что поведенческие аналитики, ищущие единства, могут рассмотреть скрытое обусловливание как некий мост через когнитивно-бихевиоральную пропасть. Ключевые пункты разработки эмпирических оснований поведенческой терапии и нижележащих принципов научения излагаются в доступной литературе (Каздин, 1978).
Критически важно сохранить данный эмпирический базис, чтобы поведенческая терапия избежала ловушки, в которую попали многие иные направления, включая ту, что Росс (1985) обозначил как: "... когнитивно-бихевиоральная - оксюморон-терапия".
Эта ловушка была замечательно описана Мейхенбаумом и Кэмероном, когда они писали о том, что "текущий энтузиазм когнитивно-поведенческих терапевтов заметно опережает эмпирическую базу данных" (1982).
Ещё одно слово предостережения для тех, кто хотел бы изучать поведенческую терапию. С бихевиоральной точки зрения очень важно, чтобы определения и термины определялись функционально.
Присваивает ли некий отдельно взятый терапевт или автор себе этикетку "бихевиорист", классифицирует ли какой-то исследователь некую форму терапию в качестве поведенческой - значительно менее важно в сравнении с тем, что этот терапевт, автор или исследователь на самом деле делает, согласуется ли эта форма терапии с базисными требованиями и тезисами анализа поведения.
Имеют место, впрочем, успешные попытки развернуть принципы поведенческого анализа в мир приватных событий. Работа Джозефа Каутелы в рамках скрытого обусловливания (Каутела и Кёрни, 1986) успешно сочетает метод клинического анализа поведения со скрытыми реакциями.
Постулат однородности делает любой дуализм излишним, а постулат научения сохраняет функциональный подход к поведению. Скрытое обусловливание обозначает семейство процедур поведенческой модификации, которые комбинируют использование воображения с принципами оперантного научения.
Скрытое обусловливание это процесс, в котором приватные события, вроде мыслей, образов и чувств, манипулируются согласно принципам научения, как правило оперантного обусловливания, для произведения изменений в явном, скрытом психологическом и скрытом физиологическом поведении.
Обзор тезисов, выдвинутых Бранчем (1987), показывает, что модель скрытого обусловливания немедленно отвечает тем критериям, что тот установил для сочетаемости процедур поведенческой терапии с принципами анализа поведения.
Основные характеристики анализа поведения, описанные Бранчем и то, каким образом модель скрытого обусловливания понимает указанные им вопросы, таковы:
Во-первых, Бранч указывает, что поведенческие аналитики предпочитают опираться репликацию (надёжную воспроизводимость результатов), нежели на статистические выводы в своих исследованиях. Хокинс (1989) обстоятельно обсуждает преимущества опытов с единичным испытуемым.
Были проведены и групповые, и единичные исследования, которые показали, что если процедуры скрытого обусловливания трактовать в качестве научающих проб, нежели как стратегии когнитивного перестроения - то скрытое обусловливание оказывается весьма эффективным. Примеры исследований скрытого обусловливания с единственным испытуемым включают в себя работы Барлоу, Лейтенберга и Аграса (1969), Беннета и Каутелы (1981) и Бланшарда и Дрейпера (1973).
Во-вторых, Бранч утверждает, что "...поведение представляет собой интересующий нас феномен, и его не рассматривают только лишь в качестве показателя каких-то процессов, происходящих в неком ином измерении...".
Скрытое обусловливание выбирает своей мишенью поведение, требующее изменений, и понимает гипотетические конструкты, вроде ума, сознания или бессознательного как нерелевантные объяснительные фикции.
В-третьих, Бранч пишет о концептуальной базе анализа поведения, радикальном бихевиоризме, что: "...из анализа не исключаются никакие поведенческие феномены...". Скрытое обусловливание, как уже сказано, имеет дело с тремя общими классами, которые покрывают всё, что может делать живой организм: явные физиологические, скрытые физиологические и скрытые психологические реакции.
В-четвёртых, Бранч сообщает, что: "...на контрасте с когнитивными воззрениями, где события вроде мышления или восприятия расцениваются как причины поведения, для взгляда радикального бихевиориста это просто ещё несколько форм поведения, требующих объяснения".
Данное положение согласуется с подходом скрытого обусловливания. В нескольких случаях, где авторы употребляют термины вроде "установки" или "восприятие", эти термины были операционализированы в понятиях речевого поведения испытуемых (напр., Каутела и Уисоки, 1969; Уиш, Каутела и Стеффен, 1970).
В-пятых, Бранч считает, что в радикальном бихевиоризме: "...предполагается, что приватное поведение управляется теми же факторами, что контролируют внешнее (публичное) поведение...". Это то самое допущение однородности, один из трёх базизных постулатов модели скрытого обусловливания; и, пожалуй, самый трудный для принятия большинству "когнитивно-бихевиористов".
В-шестых, Бранч упоминает те затруднения, которые испытывают когнитивисты с понятием "действия на временной дистанции" в отношении причин поведения. Хотя скрытые психологические события вряд ли могут считаться причинами поведения в техническом значении этого термина, скрытые события, которые происходят между первоначальной причиной и действительными поведением, могут служить дискриминативными (различительными) стимулами или же просто поводами, при которых поведение происходит.
Можно привести в качестве довода, что оригинальное явное речевое поведение терапевта можно рассматривать как изначальную причину изменения поведения клиента, возникающего после него. Скрытое поведение в строгом смысле слова не "вызывает" явное, но определённо может оказывать влияние на усиление или ослабление вероятности поведения. Подразумевает ли скрытое обусловливание предоставление неких правило, лепку (shaping) поведения или и то и другое - поведение изменяется.
Понятие ожидания, которое Бранч трактует в качестве само-правила (речевого скрытого поведения) - можно концептуализировать и как то, что человек представляет или думает о неком событии или исходе в связи с поведением.
Как пример, если кто-то представляет, как самолёт взлетает десять раз и терпит крушение (в воображении) девять раз - мы можем сказать, что у этого человека есть сильное ожидание того, что самолёт разобьётся. Согласно модели скрытого обусловливания, ожидание, в простейшей своей форме, означает воображение некого поведения и его последствий. Другим примером может быть воображение принятия таблетки и следующего за этим прекращения боли (эффект плацебо).
Можно сказать, что скрытое обусловливание изменяет ожидания, в той степени, в какой помогает изменить те последствия, которые представляет себе пациент. Мишень лечения, однако - не сводится к "ожиданиям", но понимается как скрытые формы поведения вместе с прочими компонентами тревоги, вроде мышечного напряжения и явного избегающего поведения.
Термин "ожидание", другими словами, не нужен в модели скрытого обусловливания, это избыточное понятие.
В-седьмых, Бранч указывает на потенциальную полезность исследований следования правилам для когнитивным терапевтов. Он приводи в качестве примера: "Катания и другие (1982) обнаружили, что правила со значимо большей вероятностью оказывают контроль над невербальным поведением, если были установлены путём последовательного подкрепления, нежели просто озвучены и предложены".
В рамках скрытого обусловливания рекомендуется, что пользователю следует основательно ознакомиться и извлечь преимущества из исследований психологии научения в отношении планирования, проведения и коррекции лечения. Пробы скрытого обусловливания часто применяются для лепки желательного конечного поведения.
Как подчёркивает Бранч, кроме лепки путём последствий, поведение может управляться и правилами. Правило - это дискриминативный стимул (или, в некоторых трактовках, установочная операция): то есть некий стимул, в присутствии которого частное поведение будет подкрепляться (или наказываться).
Под управляемым правилами или вербально опосредованным поведением мы имеем в виду ситуации, где последствия поведения утверждаются или подразумевается наперёд и, хотя некто мог никогда не испытывать этих непосредственных следствий на явном уровне - его или её поведение изменяется так, словно бы этот опыт происходил. Например, человек, который никогда не болел онкологией, может избегать курения, так как слышал, что курение приводит к раку лёгких.
Хотя контроль, оказываемый правилами, часто значительно слабее того контроля, что оказывают совпадающие опытно последствия - правила могут действовать на изменение поведения гораздо быстрее и, в форме инструкций или директив, часто делают начальные стадии изучения новых поведенческих умений более результативными до момента, пока совпадающие последствия не возымеют свой эффект.
Скиннер (1982) подчёркивал, что в отсутствие естественных следствий искусственное подкрепление иногда может быть полезным в лепке поведения. В рамках тренинга социальных умений клиенты получают инструкции о том, что им делать и чего ожидать в качестве результатов действий перед тем, как начнут занимать отработкой поведения - и это предоставление правил.
Контингентные контракты также пользуются преимуществами поведения, управляемого правилами. Многие виды Само-Инструктивного Тренинга (Мейхенбаум, 1977) можно понимать как использование правил для управления поведением. Некоторые авторы могут заметить, что образные процедуры, вроде скрытого обусловливания, могут приводить к управляемому правилами поведению. Впрочем, с другой стороны продолжительное применение скрытого обусловливания может вести к поведению, выработанному через последствия.
Скрытое обусловливание может быть лепкой через совпадения, может быть контролем с помощью правил или может быть примером сочетания обоих методов. Мы полагаем, что поведенческие аналитики, ищущие единства, могут рассмотреть скрытое обусловливание как некий мост через когнитивно-бихевиоральную пропасть. Ключевые пункты разработки эмпирических оснований поведенческой терапии и нижележащих принципов научения излагаются в доступной литературе (Каздин, 1978).
Критически важно сохранить данный эмпирический базис, чтобы поведенческая терапия избежала ловушки, в которую попали многие иные направления, включая ту, что Росс (1985) обозначил как: "... когнитивно-бихевиоральная - оксюморон-терапия".
Эта ловушка была замечательно описана Мейхенбаумом и Кэмероном, когда они писали о том, что "текущий энтузиазм когнитивно-поведенческих терапевтов заметно опережает эмпирическую базу данных" (1982).
Ещё одно слово предостережения для тех, кто хотел бы изучать поведенческую терапию. С бихевиоральной точки зрения очень важно, чтобы определения и термины определялись функционально.
Присваивает ли некий отдельно взятый терапевт или автор себе этикетку "бихевиорист", классифицирует ли какой-то исследователь некую форму терапию в качестве поведенческой - значительно менее важно в сравнении с тем, что этот терапевт, автор или исследователь на самом деле делает, согласуется ли эта форма терапии с базисными требованиями и тезисами анализа поведения.
Заключение
Когнитивная терапия предлагает объяснения за рамками теории научения для многих поведенческих процедур, и предлагает ряд собственных техник, не опирающихся на законы научения. Процедуры поведенческой терапии, вроде систематической десенсибилизации и скрытого обусловливания, имеющие дело с приватными событиями, опираются на допущения, что приватные события подчинены тем же законами, что и публичные (постулат однородности), что приватные и публичные события взаимодействуют друг с другом (постулат интерактивности), и что законы, управляющие этим взаимодействием, суть законы научения (постулат научения).
Сторонники данных процедур подчёркивают вмешательство в воображение для модификации и скрытых, и явных классов поведения - тогда как когнитивные терапевты делают упор на манипуляцию мыслями или субвокальной речью для изменения гипотетических структур, вроде мысленных установок и восприятия самоэффективности.
На протяжении 1970-х и ранних 1980-х когнитивная терапия была "в тренде", но её всё более заметное отсутствие эмпирической поддержки и ненужное обращение к относительно широкому ряду гипотетических конструктов поставили будущее этой школы терапии под сомнение среди тех, кто относится к психологии как к науке, нежели как к искусству.
Скрытое обусловливание обладает твёрдой концептуализацией в рамках анализа поведения и, при надлежащем исполнении, проводится в соответствии с принципами поведения. Будучи грамотно применяемой, она надёжно продемонстрировала свою эффективность и в групповых экспериментах, и в экспериментах с единичным испытуемым.
Очевидно, что скрытое обусловливание заслуживает тщательного изучения радикальными бихевиористами, которые желают развернуть анализ поведения на измерение приватных событий. Если установки, я-концепции и ожидания не имеют отношения к теории научения и, как правило, оказываются лишними, избыточными и зацикленными сами на себя в употреблении - модель скрытого обусловливания не страдает от подобных недостатков.
Мы не внедряем скрытые события в модель обусловливания, потому что это выглядит эклектичным или, в некоторых случаях, похвальным - но потому, что включение приватных событий в модель обусловливания имеет ясную клиническую и эвристическую значимость.
Мы не просто хотим устранить пробел между когнитивным подходом и моделью обусловливания, но также впервые представляем такую модель, которая обеспечивает более всестороннюю и достоверную картину человеческого поведения, не теряя научной бережливости.
Только тот факт, что так называемые когнитивные терапевты недальновидно дистанцировали себя от модели обусловливания и ввели массу понятий, чтобы замутить воду - не означает, что нам следует полностью забыть про поведенческий анализ скрытых событий. Скрытое поведение - надлежащий предмет изучения для поведенческих аналитиков, а вовсе не мысленные установки, я-концепции или ожидания.
Литература
Barlow, D. H.. Leitenberg, H.. & Agras. W. S. (1969).
Experimental control of sexual deviation through man-
ipulation of the noxious scene in covert sensiiization.
Journal of Abnormal Psvcholoav. 74. 596-601.
Beck, A. T: (1976). Cognitive therapy and the emotional
disorders. New York: International Universities Press.
Bennett, A. K., & Cautela. J. R. (1981). The use of covert
conditioning in the modification of pain: Two experi-
mental tests. Journal of Behavior Therapy and Experi-
mental Psychiatry, 12. 315-320.
Blanchard, E. B., & Draper, D. 0. (1973). Treatment of a
rodent phobia by covert reinforcement: A single subject
experiment. Behavior Therapy. 4. 559-564.
Branch, M. N. (1987). Behavior analysis: A conceptual
and empirical base for behavior therapy. The Behavior
Therapist, 10, 79-84.
Catania, A. C., Mathews, B. A., & Shimoff. E. (1982).
Instructed versus shaped human verbal behavior:
Interactions with nonverbal responding. Journal of the
Experimental Analysis of Behavior, 38. 233-248.
Cautela, J. R., & Kearney. A. J. (1986). The covert
conditioning handbook. fiew York: Springer.
Cautela, J. R., & Wisocki, P. A. (1969). The use of
imagery in the modification of attitudes toward the
elderly: A preliminary report. Journal of Psychology,
73, 193-199.
Day, W. F. (1969). Radical behaviorism in reconciliation
with phenomenology. Journal of Experimental Analysts
of Behavior, 12, 315-328.
Glenn, S. S. (1983). Maladaptive functional relations in
client verbal behavior. The Behavior Analyst, 6. 47-56.
Hawkins, R. P. (1989). Developing potent behavior-
change technologies: An invitation to cognitive behavior
therapists. The Behavior Therapist, 12, 126-131.
Kazdin, A. E. (1978). History of behavior modification.
Baltimore: University Park Press.
Latimer, P. R., & Sweet, A. A. (1984). Cognitive versus
behavioral procedures in cognitive-behavior therapy: A
critical review of the evidence. Journal of Behavior
Therapy and Experimental Psychiatry, 15, 9-22.
Levis, D. J. (1988). Observations and experience from
clinical practice: A critical ingredient for advancing
behavioral theory and therapy. The Behavior Therapisf.
II. 95-99.
Mahoney, M. J. (1974). Cognition and behavior modifica-
rion. Cambridge, MA: Ballinger.
Meichenbaum, D. (1977). Cognirive-behavior modifica-
tion: An integrauve approach. New York: Plenum Press.
Meichenbaum. D., & Cameron, R. (1982). Cognitive-
behavior therapy. In Wilson, G. T.. & Franks. C. M.
(Eds), Contemporary Behavior Therapy: Conceptual
and Empirical Foundations. New York: Guilford.
Ross, A. 0. (1985). To form a more perfect union: It is
time to stop standing still. Behavior Therapy. 16, 195-
204.
Skinner, B. F. (1963). Behaviorism at fifty. Science. 140,
951-958.
Stampfl, T. G. (1988). The relevance of laboratory animal
research to theory and practice: One-trial learning and
the neurotic paradox. The Behavior Therapisr. II. 1-S
79.
Wilson. G. T., & O’Leary. K. D. (1980). Principles of
Behavior Therapy. Englewood Cliffs. NJ: Prentice-Hall.
Wish, P. A.. Cautela. J. R., & Steffen. J. J. (1970). Covert
reinforcement: An experimental test. Proceedings ofrhe
Annual Convention of the American Psychological Asso-
ciation. 5. 513-514.
Wolpe, J. (1982). The Pracfice of Behavior Therapy (3rd
Ed.). New York: Pergamon Press.
Wolpe, J. (1983. December). Behavior Therapy Versus
Psychoanalysis: Twenty Years After the Challenge. In J.
Wotpe (Chair). Meeting of the Behavior Therapy and
Research Society. held in conjunction with the World
Skinner, B. F. (1969). Contingencies of reinforcement. Congress on Behavior Therapy, Washington. D.C.
New York: Appleton-Century-Crofts. Wolpe, J. (1986). Retreat from principles: A critical
Skinner. B. F. (1974). Abour behaviorism. New York: review of The annual review of behavior therapy:
Alfred A. Knopf, Inc. Theory and practice, (Vol. IO). Journal of Behavior
Skinner, B. F. (1982). Contrived reinforcement. The Be- Therapy and Experimental Psychiarry. 17. 215-218.
havior Analyst, 5, 3-8.
Skinner, B. F. (1984). The shame of American education.
American Psychologist, 39, 947-954.
Когнитивная терапия предлагает объяснения за рамками теории научения для многих поведенческих процедур, и предлагает ряд собственных техник, не опирающихся на законы научения. Процедуры поведенческой терапии, вроде систематической десенсибилизации и скрытого обусловливания, имеющие дело с приватными событиями, опираются на допущения, что приватные события подчинены тем же законами, что и публичные (постулат однородности), что приватные и публичные события взаимодействуют друг с другом (постулат интерактивности), и что законы, управляющие этим взаимодействием, суть законы научения (постулат научения).
Сторонники данных процедур подчёркивают вмешательство в воображение для модификации и скрытых, и явных классов поведения - тогда как когнитивные терапевты делают упор на манипуляцию мыслями или субвокальной речью для изменения гипотетических структур, вроде мысленных установок и восприятия самоэффективности.
На протяжении 1970-х и ранних 1980-х когнитивная терапия была "в тренде", но её всё более заметное отсутствие эмпирической поддержки и ненужное обращение к относительно широкому ряду гипотетических конструктов поставили будущее этой школы терапии под сомнение среди тех, кто относится к психологии как к науке, нежели как к искусству.
Скрытое обусловливание обладает твёрдой концептуализацией в рамках анализа поведения и, при надлежащем исполнении, проводится в соответствии с принципами поведения. Будучи грамотно применяемой, она надёжно продемонстрировала свою эффективность и в групповых экспериментах, и в экспериментах с единичным испытуемым.
Очевидно, что скрытое обусловливание заслуживает тщательного изучения радикальными бихевиористами, которые желают развернуть анализ поведения на измерение приватных событий. Если установки, я-концепции и ожидания не имеют отношения к теории научения и, как правило, оказываются лишними, избыточными и зацикленными сами на себя в употреблении - модель скрытого обусловливания не страдает от подобных недостатков.
Мы не внедряем скрытые события в модель обусловливания, потому что это выглядит эклектичным или, в некоторых случаях, похвальным - но потому, что включение приватных событий в модель обусловливания имеет ясную клиническую и эвристическую значимость.
Мы не просто хотим устранить пробел между когнитивным подходом и моделью обусловливания, но также впервые представляем такую модель, которая обеспечивает более всестороннюю и достоверную картину человеческого поведения, не теряя научной бережливости.
Только тот факт, что так называемые когнитивные терапевты недальновидно дистанцировали себя от модели обусловливания и ввели массу понятий, чтобы замутить воду - не означает, что нам следует полностью забыть про поведенческий анализ скрытых событий. Скрытое поведение - надлежащий предмет изучения для поведенческих аналитиков, а вовсе не мысленные установки, я-концепции или ожидания.
Литература
Barlow, D. H.. Leitenberg, H.. & Agras. W. S. (1969).
Experimental control of sexual deviation through man-
ipulation of the noxious scene in covert sensiiization.
Journal of Abnormal Psvcholoav. 74. 596-601.
Beck, A. T: (1976). Cognitive therapy and the emotional
disorders. New York: International Universities Press.
Bennett, A. K., & Cautela. J. R. (1981). The use of covert
conditioning in the modification of pain: Two experi-
mental tests. Journal of Behavior Therapy and Experi-
mental Psychiatry, 12. 315-320.
Blanchard, E. B., & Draper, D. 0. (1973). Treatment of a
rodent phobia by covert reinforcement: A single subject
experiment. Behavior Therapy. 4. 559-564.
Branch, M. N. (1987). Behavior analysis: A conceptual
and empirical base for behavior therapy. The Behavior
Therapist, 10, 79-84.
Catania, A. C., Mathews, B. A., & Shimoff. E. (1982).
Instructed versus shaped human verbal behavior:
Interactions with nonverbal responding. Journal of the
Experimental Analysis of Behavior, 38. 233-248.
Cautela, J. R., & Kearney. A. J. (1986). The covert
conditioning handbook. fiew York: Springer.
Cautela, J. R., & Wisocki, P. A. (1969). The use of
imagery in the modification of attitudes toward the
elderly: A preliminary report. Journal of Psychology,
73, 193-199.
Day, W. F. (1969). Radical behaviorism in reconciliation
with phenomenology. Journal of Experimental Analysts
of Behavior, 12, 315-328.
Glenn, S. S. (1983). Maladaptive functional relations in
client verbal behavior. The Behavior Analyst, 6. 47-56.
Hawkins, R. P. (1989). Developing potent behavior-
change technologies: An invitation to cognitive behavior
therapists. The Behavior Therapist, 12, 126-131.
Kazdin, A. E. (1978). History of behavior modification.
Baltimore: University Park Press.
Latimer, P. R., & Sweet, A. A. (1984). Cognitive versus
behavioral procedures in cognitive-behavior therapy: A
critical review of the evidence. Journal of Behavior
Therapy and Experimental Psychiatry, 15, 9-22.
Levis, D. J. (1988). Observations and experience from
clinical practice: A critical ingredient for advancing
behavioral theory and therapy. The Behavior Therapisf.
II. 95-99.
Mahoney, M. J. (1974). Cognition and behavior modifica-
rion. Cambridge, MA: Ballinger.
Meichenbaum, D. (1977). Cognirive-behavior modifica-
tion: An integrauve approach. New York: Plenum Press.
Meichenbaum. D., & Cameron, R. (1982). Cognitive-
behavior therapy. In Wilson, G. T.. & Franks. C. M.
(Eds), Contemporary Behavior Therapy: Conceptual
and Empirical Foundations. New York: Guilford.
Ross, A. 0. (1985). To form a more perfect union: It is
time to stop standing still. Behavior Therapy. 16, 195-
204.
Skinner, B. F. (1963). Behaviorism at fifty. Science. 140,
951-958.
Stampfl, T. G. (1988). The relevance of laboratory animal
research to theory and practice: One-trial learning and
the neurotic paradox. The Behavior Therapisr. II. 1-S
79.
Wilson. G. T., & O’Leary. K. D. (1980). Principles of
Behavior Therapy. Englewood Cliffs. NJ: Prentice-Hall.
Wish, P. A.. Cautela. J. R., & Steffen. J. J. (1970). Covert
reinforcement: An experimental test. Proceedings ofrhe
Annual Convention of the American Psychological Asso-
ciation. 5. 513-514.
Wolpe, J. (1982). The Pracfice of Behavior Therapy (3rd
Ed.). New York: Pergamon Press.
Wolpe, J. (1983. December). Behavior Therapy Versus
Psychoanalysis: Twenty Years After the Challenge. In J.
Wotpe (Chair). Meeting of the Behavior Therapy and
Research Society. held in conjunction with the World
Skinner, B. F. (1969). Contingencies of reinforcement. Congress on Behavior Therapy, Washington. D.C.
New York: Appleton-Century-Crofts. Wolpe, J. (1986). Retreat from principles: A critical
Skinner. B. F. (1974). Abour behaviorism. New York: review of The annual review of behavior therapy:
Alfred A. Knopf, Inc. Theory and practice, (Vol. IO). Journal of Behavior
Skinner, B. F. (1982). Contrived reinforcement. The Be- Therapy and Experimental Psychiarry. 17. 215-218.
havior Analyst, 5, 3-8.
Skinner, B. F. (1984). The shame of American education.
American Psychologist, 39, 947-954.